Уважаемый суд! Уважаемые потерпевшие! Я пользуюсь своим законным правом высказать свою точку зрения на судебный процесс.
Сначала я хочу выразить абсолютное недоверие расследованию, которое провела Генеральная прокуратура. Это касается и доказательств вины Нурпаши Кулаева, которые совершенно неубедительны для потерпевших, для юристов и для общества. Произошло это только потому, что прокуратура придумала, а не расследовала преступление, совершенное в Беслане. Не провела практически ни одной экспертизы: ни пожаро-технической, ни взрыво-технической, ни баллистической, ни дактилоскопической. Не выдерживают никакой критики судебно-медицинские экспертизы убитых заложников. Вызывают много вопросов судебно-медицинские экспертизы убитых боевиков. К сожалению, суд нарушил наше право и не дал нам внимательно исследовать эти безусловно важнейшие аспекты уголовного дела. Между тем, я считаю, что все эти экспертизы помогли бы прокуратуре сделать очевидной вину Нурпаши Кулаева и развеять те сомнения, которые есть у многих потерпевших, так как после показаний сотен из них появился справедливый вопрос: а был ли вообще Нурпаши Кулаев в школе? На этом суде выяснилось, что прокуратура не располагает убедительными доказательствами вины Нурпаши Кулаева и все они строятся только на чистосердечном признании самого Кулаева и на нескольких показаниях потерпевших. Но во время судебного следствия мы выяснили, каким поверхностным и незаконным образом опрашивали следователи потерпевших на предварительном следствии.
Мы многое сумели сделать в этом судебном процессе. Мы сумели представить в суде и доказать никем не оспоренные факты, которые обнаружили в результате своего независимого расследования.
Нам удалось доказать, что власть намеренно лгала о количестве заложников. Нам удалось доказать, что уже с первых минут теракта было ясно, что в школе захвачено более 600 детей и взрослых. Нам удалось доказать, что уже в конце первого дня власть владела практически точной цифрой количества заложников. Но до того, как Руслан Аушев вошел в школу, эта цифра всячески скрывалась не только от общества, но даже от спасателей и медиков. Свидетельство тому – показания директора всероссийского медицинского центра «Защита» Сергея Гончарова, который сначала планировал медицинскую помощь в расчете на 354 заложников, и только после разговора с Русланом Аушевым понял масштаб бедствия. Я также обращаю ваше внимание на показания практически всех членов оперативного штаба, которые до конца теракта не знали и не пытались выяснить количество заложников.
Ложь о количестве заложников напрямую связана с вопросом о переговорах. Как можно эффективно вести хоть какие-то переговоры, если изначально сообщаются ложные сведения о количестве заложников, о том, что происходит в захваченной школе и террористы знают об этой лжи ? Какие переговоры вообще возможны в этом случае?
Я хочу здесь процитировать доклад северо-осетинской парламентской комиссии по расследованию обстоятельств теракта 1-3 сентября 2004 года, который суд по непонятным причинам отказался приобщить к материалам данного судебного следствия.
«В сообщениях о числе заложников поначалу фигурировали цифры от 150 до 500. На второй день странным образом пришли к цифре "354". Есть основания полагать, что члены основного штаба знали примерное число заложников уже после первого контакта с террористами. Знали, но не озвучивали реальную цифру. Следствием их непонятного упорства, скорее всего, стал расстрел двух десятков заложников, демонстративно выброшенных со второго этажа… Возвращаясь к официально заявленному числу заложников, нельзя согласиться с озвученным впоследствии мнением, что эта цифра, якобы, не имела принципиального значения…»
Что касается непостредственно преговоров и требований террористов, то судебное следствие не только не прояснило, а еще больше запутало этот вопрос. Из показаний официального переговорщика Зангионова, из показаний Дзасохова, из показаний Андреева мы узнали, что у террористов было только одно требование: чтобы в школу пришли четыре человека – Дзасохов, Зязиков, Рошаль и Аслаханов. Никто из них в школу так и не вошел. Рошаля не пустили сами террористы, Дзасохова не пустил замминистра МВД Паньков, который пригрозил арестом и ссылался на указание президента Путина. В тоже время нам удалось установить, что Рошаль все-таки хоть и абсолютно безрезультатно, но вступил в переговоры с боевиками по телефону, а Дзасохов даже не попытался сделать и этого. Зязикова и Аслаханова нам допросить не удалось, так как уважаемый суд не захотел удовлетворить моего ходатайства. Также нам было отказано в вызове в суд свидетеля Панькова. И опять мы не получили от суда обоснованного объяснения этим отказам.
А ведь
выяснить, кто
запретил и
помешал этим
четверым
собраться
как можно
скорее в
Беслане, -
вопрос
первостепенной
важности.
Может быть,
простая
трусость не
позволила
Зязикову и
Аслаханову
вылететь в
Беслан еще
первого
сентября? Или это
личный
запрет
президента
России?
Уважаемый суд! В процессе мы услышали, что и Басаев, и Кулаев утверждают, что за каждого из этих четверых боевики выпустили бы по 150 детей. Потерпевшие говорят о том, что боевики действительно составляли списки детей-заложников до семи лет. Я не знаю, можно ли верить Басаеву или Кулаеву. Лично я им не верю. Но сомнение все-таки остается. И остается вопрос: почему эти четверо не вошли в школу? Почему не было выполнено единственное требование террористов?
Что касается так называемых «политических требований» террористов, а именно – вывода войск из Чечни и тому подобного. Все это было зафиксировано в записке, которая непонятно как появилась на свет. Потому что ее существование отрицает руководитель оперативного штаба Андреев и основной переговорщик Зангионов. Ясность в этот вопрос: «А была ли эта записка?» мог внести только Руслан Аушев. Но уважаемый суд сделал все, чтобы помешать потерпевшим опросить Аушева. Суд уверял нас, что много раз посылали ему повестку и - безрезультатно. Но лично я связалась с помощником Руслана Аушева по телефону. Он сказал, что Аушев в суд явиться готов. Как только эта информация прозвучала в СМИ, суд немедленно объявил об окончании судебного следствия и перешел к прениям. То есть отнял у потерпевших возможность вызвать черезвычайно важного свидетеля в суд.
Вопрос о том, были ли у террористов политические требования или нет, очень важен. Если этих требований не было, то нам врали с самого начала и врут по сей день. Если этих требований не было, то вся официальная версия теракта рушится и появляются вопросы: кто были эти преступники и с какой целью они пришли в Беслан? И еще одно: о каком международном терроризме можно говорить, если требование-то было только одно: Зязикова, Дзасохова, Рошаля и Аслаханова – в школу?!
Между тем, как нам удалось выяснить, было у террористов и еще одно требование. Вернее, уступка. Аушев предложил им в переговорщики Аслана Масхадова и они согласились. Первой попыталась установить контакт с представителем Масхадова – Закаевым - журналист «Новой газеты» Анна Политковская еще 1-го сентября. Но была отравлена в самолете на пути в Беслан.
Как нам удалось выяснить, участие Масхадова в переговорах было вполне возможно. Из показаний Израила Тотоонти и Дзасохова мы узнали, что контакт с Масхадовым был установлен. Более того, из официального разговора Закаева с первым помощником вице-спикера североосетинского парламента, потерпевшим и суду стало ясно, что Масхадов и Закаев дали согласие прибыть в Беслан.
Об этом Закаев сообщил Дзасохову в телефонном разговоре в 12.00 3-го сентября 2004 года.
Через час прозвучали первые взрывы, которые спровоцировали силовую операцию по уничтожению террористов.
Природа первых взрывов – это самый главный вопрос для потерпевших. На протяжении полутора лет мы исследуем никем не опровергнутую версию, что эти взрывы спровоцировали наши же спецназовцы, которые выполнили преступный приказ и обстреляли захваченную школу из огнеметов, гранатометов и реактивных штурмовых гранат. В процессе судебного следствия мы получили много свидетельств очевидцев о природе первых взрывов. Эти свидетельства , а также сам спортзал, обрушившая крыша, сгоревшие заложники и видеосьемки доказывают, что взрывы были извне спортзала и школы. К сожалению, в уголовном деле нет ни одной экспертизы. Как вы помните, пожаро-техническую экспертизу провели только спустя год после теракта и без участия потерпевших, а взрыво-техническую экспертизу эксперты Минюста проводят до сих пор. Это прямое нарушение закона, которое намеренно совершили следователи Генпрокуратуры.
Насмотря на отсутствие экспертиз и ложные показания военных о том, что и огнеметы, и гранатометы, и танки стреляли по школе только тогда, «когда живых заложников в школе не было», мы доказали в суде, что это не так.
Не только потерпевшие, но и представители правоохранительных органов и власти не побоялись и дали в суде правдивые показания. Нам удалось стопроцентно доказать, что танки применялись по школе в том числе и днем, когда в школе было много ЖИВЫХ заложников.
Нам не удалось допросить тех, кто непостредственно отдавал приказ и стрелял из огнеметов и РШГ по школе, потому что суд грубо нарушил наши права, ввел нас в заблуждение и помешал явке в суд начальника и сотрудников ЦСН ФСБ России, а также заместителей директора ФСБ РФ Проничева и Анисимова. Собственно говоря, суд и закончился потому, что мы подошли к самому главному вопросу и к самым главным свидетелям. Каким образом суд обманул нас? Если помните на позапрошлом заседании он отказал в допросе начальника ЦСН ФСБ Тихонова под предлогом засекреченности свидетеля. У нас не существует закона об избранных, которые освобождены от выполнения гражданского долга. Когда мы узнали о том, что нас обманули, было поздно – суд завершил судебное следствие.
Кроме вопросов о законности приказа на штурм, о законности применения тяжелого вооружения, мы хотели задать г-ну Тихонову еще один принципиальный вопрос. Почему он ЗАПРЕТИЛ сотрудникам МЧС выполнить свой долг? Почему до 15.20, когда спортзал уже полыхал вместе с раненными заложниками, именно Тихонов НЕ РАЗРЕШИЛ пожарным тушить огонь? Чего он ждал? Может быть надеялся, что сгорят все следы преступления, совершенные спецназом ЦСН ФСБ России? Преступление, которое они до сих пор пытаются свалить на террористов. Но не террористы устроили взрывы в спортзале, а сотрудники ФСБ, которые отказались явиться в суд, прикрываясь своей секретностью!
Я обращаюсь сейчас к тем спецназовцам, которые тяжело переживают и Беслан, и гибель своих товарищей в этой проклятой школе. Я обращаюсь к сотрудникам «Центроспаса» МЧС, которые потеряли двух замечательных товарищей. Ваших друзей подло и цинично подставило руководство ФСБ России. Эти люди отдали приказ на штурм, в котором погибли 10 спецназовцев и два сотрудника МЧС. На одной чаше весов оказались 10 лучших бойцов России, двое мужественных спасателей, 319 заложников в числе 186 невинных детей. На другой – четыре человека: Дзасохов, Аслаханов, Зязизков, Рошаль. Одних отправили на смерть, других спасли. Подумайте об этом!
В конце своего выступления я хочу обратиться ко всем потерпевшим. Бесланцы! Мы многое смогли сделать за полтора года со дня смерти наших близких. Мы были вместе и с нами считались. Теперь нас обвинили, что мы позорим всю республику, потому что требуем правды и правосудия. Все вы понимаете,что этот судебный процесс раздражает и пугает нашу власть. Бороться за правду всегда не легко. Легче смириться, простить и забыть. Выбор за нами!
Потерпевшая Кесаева Э.Л.-